Воспоминания нашего земляка, ветерана войны и труда Федора Григорьевича Ручки об оккупации станицы Приморско-Ахтарской в годы Великой Отечественной войны.
22 июня 1941 года началась жестокая кровопролитная война. Мы с родственником Александром Горшковым побежали в центр станицы к зданию, где сейчас располагается миграционная служба. Здесь на стене был установлен репродуктор. Народу собралось много. По радио громко сообщалось, что Германия напала на нашу страну.
Сразу началась мобилизация мужчин на войну. Призывной пункт был в клубе рыбозавода, где сейчас спортивная школа. Некоторых рыбаков, судоводителей, комбайнеров оставили по брони.
К концу лета эхо войны стало доноситься и до нас. В первой и шестой школах находились эвакогоспитали, а потом уехали в глубь страны. Появились с той стороны моря эвакуированные люди, в основном, евреи.
Зима 41-42 года была крепкая. Рыбу ловили подо льдом. Рыбы было очень много, в основном, судак. В рыбколхозах были созданы подростковые бригады и женские. В небе стали пролетать немецкие самолеты. Война приближалась к нашим Ахтарям.
Весной 1942 года на море появились военные катера Азовской флотилии. Начали укреплять побережье от станицы до маяка, также и берега в самой станице. На маяке были установлены пушки крупного калибра. В самой станице появилось много моряков. Берег моря был укреплен дотами и проволочным ограждением, а за станицей – минным полем. Мы, подростки 15-17 лет, я и еще много ребят, работали в колхозе 8 Марта во второй бригаде. Работу выполняли всякую: пахали на быках вместе с женщинами, нас заставляли также рыть окопы по-над берегом моря, военные нам начертят: где и как, а мы роем от Шамрайки до самого маяка. Однажды пришли рыть окопы рано утром, а из воды выбросило на берег утопленника. Это был красноармеец. У него ноги были связаны. Приехали моряки, посмотрели, не нашли при нем никаких документов и приказали нам его зарыть в землю, что мы и сделали, в метрах 50-ти от берега вырыли могилу и похоронили неизвестного солдата.
А война все ближе приближалась к Ахтарям. Ночью немецкие катера подошли к станице и начали обстреливать. Снаряды рвались в районе улицы Чапаева и Октябрьской. Наша батарея стояла за кирпичным заводом и тоже открыла огонь по немецким катерам. Говорили, что наши катера вышли в море, и там шел бой. Якобы, один катер захватили наши в плен. Второй раз вражеские катера подошли на рассвете, но снаряды до станицы не долетели. Немецкие войска были уже на той стороне моря, подошли к Ростову. А у нас на Кубани как раз шла уборка хлеба. Мы, подростки, работали и на тягалках – подвозили копны пшеницы, и на подводах (шарабанах) возили зерно в Ахтари на заготзерно.
Немцев ждали с моря. Из молодежи, в основном, 1925 года рождения, был создан истребительный отряд. Но немецкие войска взяли Ростов и пошли на Краснодар. В станице началась эвакуация скота, техники, зерна. Наши красноармейцы грузились на баржи и уходили морем. Машины оставлялись в порту и потом уничтожались, а лошадей и брички отдавали пацанам. Моряки уходили на Темрюк. При уходе наши подорвали недостроенный холодильник, взорвали склады с зерном в заготзерно. Зерно какое было на токах – отдавали населению. Часть молодежи 25-го года мобилизовали. О создании партизанского отряда тогда гласности не придавали, об этом мало кто знал. Наши ушли, власти никакой нет, бери, кому что надо. И так было два дня. На третий день, а это было 9 или 10 августа, появляются немцы, Впереди ехали мотоциклы, а за ними машины с солдатами. Колонна остановилась на нынешней улице Победы. Солдаты слезли с машин и пошли по улицам. Мы жили на улице Чапаева.
Я с пацанами выглядывали из калитки и смотрели на немцев. Матери нас не пускали из дома. Немцы сразу начали наводить свой порядок. В первую очередь создали комендатуру и полицию. Комендатура находилась в двухэтажном здании напротив спортшколы. В полицию набрали тех, кто был против Советской власти, всяких предателей, которые по указке немцев арестовывали коммунистов, комсомольцев, евреев. Повсюду были вывешены объявления: кто убьет немца, будут расстреляны десять местных жителей. Также было объявлено, чтобы сдавали оружие, лошадей и военное имущество. У людей забирали зерно, а также то, что осталось на токах. А потом начали уводить и коров, ходили полицаи по дворам и забирали кормилиц. Мужиков заставляли ловить рыбу. Были в станице и румыны, но они в основном ходили по дворам и забирали курей, яйца, другие продукты.
Зима 42-43 года тоже была морозная. Люди выживали за счет рыбы, у кого были запасы зерна, кукурузы, мололи самодельными мельничками. На базаре меняли продукты на вещи и наоборот. Здесь можно было узнать все новости, работало так называемое сарафанное радио. Слух был, что наши в лесах за Краснодаром. Поговаривали еще, что готовят списки на молодежь и будут отправлять в Германию на работу. Но не успели, немцы пробыли в станице шесть месяцев. Но даже за это короткое время они успели многих расстрелять, в том числе наших партизан, которые ушли в камыши во главе с командиром Заборнёй. Как их арестовали, об этом много было разговоров: то ли их предали, то ли голод заставил выйти из плавней. Об этом в архивах должно быть известно. Партизан вывезли на маяк и там расстреляли. Это было под новый 1943 год. А мою учительницу Александру Горшкову и Нину Яцевич полицаи арестовали в Гривенской, и там они были расстреляны.
И вот 1943 год. Зима была крепкая. Лед на море стоял до весны. Возили на санках камыш с той стороны залива на топку. Топили печи, чем попало. Когда наши войска разгромили немцев под Сталинградом, немцы зашевелились, начали отступать. В Ахтари тогда нагнали очень много вагонов, в основном, цистерн, которые готовили под грозненскую нефть. А уже к концу января начали их взрывать, клали на каждую взрывчатку и взрывали. Еще сделали железную дорогу по улице Шмидта, и пустили по ней вагоны, в основном, пассажирские, на лед, все они, а было штук 14, ушли под лед.
Напротив кладбища стоял состав товарных вагонов. Все они были с имуществом (одеяла, посуда), еще бочки с маслом. Когда их взорвали, они долго горели. Взорвали немцы и ресторан на вокзале, в котором было зерно. Депо тоже было с зерном и его взорвали. Зерно хранилось и в железнодорожной школе, но здесь после взрыва сгорела только крыша. Школу потом восстановили. А вот мельницу ни наши, ни немцы не взорвали. Большинство немцев около вокзала погрузились на машины и уехали в сторону Покровки.
Седьмого февраля мы привезли камыш с той стороны моря и увидели в станице красноармейцев на лошадях. Это была разведка, они прибыли с хутора Тамаровского.
Бои за освобождение нашего района шли в Бриньковской, Ольгинской, Приазовской, Степной. 8 февраля в станицу пришла Советская власть. Жители стали восстанавливать народное хозяйство, МТС, колхозы, налаживать работу в рыбколхозах. В первую очередь полевой военкомат начал призывать в армию мужчин старшего возраста, а потом уже ребят 25 года рождения, которые еще оставались в районе. Их отправили в станицу Ольгинскую и начали обучать военному делу.
Это был март-месяц. Мобилизовали и моего старшего брата Александра. Мы с матерью по железной дороге ходили в Ольгинскую проведать его. Шли по железной дороге, транспорта никакого не было. Много людей ходило по железной дороге пешком.
В Ахтарях жизнь постепенно налаживалась, работали женщины, подростки и негодные к службе мужики. Где-то в конце марта пришел в Ахтари раненый мужчина и сообщил, что наши ахтарские ребята находятся под Гривенской в окопах во втором эшелоне. Я и мать Феофана Верещаки решили сходить к ним на фронт, мужчина дал нам номера полка и роты. Сборы были недолгие. Мать приготовила котлеты из судака, нажарила рыбы, напекла пирожков. Все это вложили в корзину и мешок. Корзина – впереди, мешок – сзади и через плечо.
На ноги я пошил себе постолы – это вроде бахил, только из говяжьей шкуры шерстью вовнутрь, лёгкие и тёплые, только влаги боятся. Вышли мы утром сначала на Покровку, потом на Некрасовку и так по-над лиманом шли целый день до самой Степной. Дошли только к вечеру. Попросились переночевать у одной женщины. Она нас пустила, постелила соломы на полу. Переночевав, утром вышли и через плавни – на Гривенскую.
В некоторых местах пройти мешала вода, но мы делали настилы вроде тех, которые делают военные для подвод и пушек, и таким образом шли вперёд. Добрались до обрыва, где дорога поворачивает налево на Могокоровку, и направо – на Гривенскую. Военные везли грузы на подводах, мы спросили у них разрешения положить наши сумки на подводу, а сами шли за ними.
Перед хутором Лебеди увидели много окопов и военных. Мы спросили у женщины-военной, где нам найти наших ребят, назвали номер полка и роты. Она нас повела по окопам и нашла наших ребят. Они же не знали, что мы приедем, и услышали крик: «С Ахтарей пришли!» Какая была трогательная встреча! Один красноармеец подошёл ко мне и со слезами на глаза сказал: «И у меня есть такой братик дома…». Мы, конечно, раздали всем, что принесли с собой, а они накормили нас ухой. Много передали писем и сказали, что нам надо уходить, а то скоро начнётся артобстрел, и немцы могут прорвать оборону.
И мы двинулись в обратный путь. Еле добрались до Степной. Когда всё-таки пришли домой, в Ахтари, нас долго расспрашивали матери тех ребят, которых мы видели на передовой, а мы им, в свою очередь, передали письма от их сыновей.
Весна 1943 года была тёплая, жизнь в Приморско-Ахтарске потихоньку налаживалась, но ещё шли бои за Кубань. На другой стороне моря ещё находились немецкие войска. В апреле было уже тепло, 25 числа ждали Пасху. Незадолго до неё немецкие самолёты сбросили листовки с текстом «Не пеките пирогов, не месите теста. 25 числа не найдёт места». Мы, пацаны, приняли это за шутку и не придали этим словам значения. Я в то время жил в доме номер 81 по улице Чапаева. На Пасху 25 апреля ко мне приехал двоюродный брат, Ваня Васюк, и привёз рыбу. Жил он на лице Крамаренко (тогда она называлась Морской). Мы взяли тачку и повезли рыбу. Когда вошли в хату, немного посидели, как услышали гул.
Мы вышли во двор – всё небо было чёрным от немецких самолётов. Мы увидели, как летят бомбы. Мы только успели упасть под хату. Не знаю, сколько длилась бомбёжка – казалось, вечность. Земля под нами ходила ходуном. От взрывов заложило уши, в рот набился песок. Когда бомбёжка закончилась, я побежал домой. Наш краюшек не бомбили. Досталось от немцев Садкам, рыбозаводу и побережью. Много людей погибло на рыбозаводе. Они прятались в посолочных ваннах, где их и накрыло бомбами…
Народ убегал на окраину станицы, подальше от моря. Рыли окопы, чтобы спрятаться от бомбёжек.
Весной 46-го начался призыв. Призывались ребята 1926 года рождения. Из-за бомбёжек призывные пункты переносили в другие населённые пункты.
Лето 1943 года было жарким. Люди добывали соль в плавнях. Если ехать в сторону Аджановки, не доезжая до Бригадного слева в плавнях гребли соль. Воды в плавнях было мало. На жаре появлялись кристаллы соли и оседали на дно. Вот тогда их и надо было сгребать. Очень трудная работа, босыми в грязи. За солью приезжали даже из других станиц. Народ выживал, ведь без соли нет жизни. Её продавали и меняли.
Летом в Приморско-Ахтарске было много моряков. Готовили десант на Керчь и Темрюк.
Вечером 5 августа, когда солнце было над морем, к станице подлетели два немецких самолёта и стали бомбить улицу Космонавтов (Ейскую). Моряки как раз шли в столовую, где сейчас находится кафе «Меркурий». Бомбы падали до первой школы. Было много убитых и раненых. Моя бабушка, жившая по 50 Лет октября возле школы, была убита упавшей во дворе бомбой. А двоюродные брат и сестра спрятались под кроватью и, когда саманная пристройка рухнула, они остались живы. Кстати, этот старенький домик до сих пор стоит.
Случаев, когда люди, спрятавшись под кроватью, оставались живы, было много. Люди также рыли во дворах окопы и там прятались.
Осень 1943 года я пошёл работать на судоверфь плотником-корабельщиком. Сначала был учеником, потом перевели на рабочий разряд.
От судоверфи после бомбёжек остался только деревянный корпус и домик, где была мехмастерская, а так всё делали на улице под отрытым небом.
Директором был Картавцев, мастером мехмастерской – Гогидзе, старшим мастером – Беликов, мастерами: Черниченко, Арзамасов и др. Работали в корабелке пацаны, делали байды (лодки) для рыбколхозов: Мочанов, Ящина, Горшков, Катрак, Новодворский, Белоус и др.
И вот уже 1944 год. Все ближе День Победы, но мы тогда об этом не знали. Все трудились для фронта и скорейшей Победы над врагом. Делали байды (лодки) и ремонтировали сейнеры, побитые самолетами, во время плавания в море. Рыболовецкий флот был деревянный и участвовал во всех военных операциях, в высадке десанта, а также в подвозе военных грузов.
Весной нас четыре человека направили в Ачуев для ремонта 2-х сейнеров, которые стояли на реке Протока. Мы отправились своим ходом. Погрузили инструменты в лодку, переплыли на ту сторону залива на косу и шли до самого Ачуева. Тащили лодку канатом по воде, один рулил и так попеременку. Жили в кубриках сейнера.
В рыбзаводской столовой питались в основном рыбой: рыба белая, рыба красная и жёлтый кукурузный хлеб и тот по карточкам. За месяц мы отремонтировали суда и нас на мотоботе привезли домой. Война уходила на запад и незаметно подошла вторая половина 1944 года.
Нас начали призывать в армию, мне было 17,5 лет. Нас, призывников, привезли в Тихорецк, там погрузили в эшелон и – на запад. Это были последние военные призывы.
Хочется вспомнить о моем брате. Александр Григорьевич Ручка родился в 1925 году. Воевал на фронте. Был два раза ранен, вернулся домой на костылях. Награжден медалью «За отвагу» и медалями.
Мой друг – Феофан Яковлевич Верещака прошёл войну до конца. Ещё после Победы немного служил, вернулся домой в звании капитана, награжден орденами Красной звезды, Славы 3 степени, медалью «За отвагу» и другими.
К большому сожалению, их уже нет в живых.
Вечная память всем защитникам Кубани и нашей Родины.
21,328 просмотров всего, 4 просмотров сегодня